Мы все – потомки солдат армии Потрясателя вселенной

Директор Института мировой экономики и политики при Фонде первого президента РК Султан Акимбеков, взявшись за исследование вопроса происхождения казахских жузов с точки зрения организации государственного управления, в своей новой книге «История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии» делает выводы об актуальности наработок государственного устройства двадцатитрехвековой давности, которые наложили отпечаток и на наше общество. Те принципы управления обществом, которые существовали затем в монгольскую эпоху, были понятны как руководящему звену, так и простым людям, а позже они стали принципами общежития, передаваемыми следующим поколениям уже как традиции.

ЛИТЕР-Неделя: Султан Магрупович, о роли жузов в казахстанской политике говорят с конца восьмидесятых – начала девяностых. Однако в их истории много «белых пятен». Вам удалось их раскрасить?

С.А.: Изначально была сделана попытка ответить на вопрос о происхождении казахских жузов. Здесь существует много различных версий, но большинство историков сходится в том, что ситуация зашла в тупик. Ответить на этот вопрос только нашей истории достаточно сложно: он очень многогранный, многоплановый. Раньше мы изучали отдельно историю России, Казахстана, Узбекистана. И каждый такой срез рассматривался не в связи с остальными, причем как горизонтально, так и по временной оси.

Однако в нашей истории существует множество сложных моментов. Как, например, объяснить переход от монгольского периода к казахскому обществу? То есть, насколько казахский этнос связан с эпохой до периода создания Монгольской империи? Если вы сталкивались с современными версиями казахской истории, то, наверное, знаете, что очень многие историки мучаются над этим вопросом, пытаются доказать, что казахи напрямую происходят от ираноязычных кочевников (тех же саков) или говорят о непрерывности линии этногенеза. Это не только наша проблема. Аналогичным образом в узбекской истории пытаются доказать свою связь с древним историческим населением Средней Азии. В русской истории то же самое, там есть узловой момент, в который упираются историки: каким образом и почему разделились русские, украинцы и белорусы и как все это связано с монгольскими завоеваниями?

А еще проблема отягощается тем, что у каждой нации сейчас проходит процесс национального государственного строительства. И каждая пытается выстроить свою историческую идеологию под государственные нужды и задачи общественной самоидентификации. И получается, что вы от сегодняшнего дня идете к прошлому – вам же нужно выстроить базу. А в рамках этой базы требуется быть как можно древнее. Так, сегодняшняя русская историография, двигаясь в свое прошлое, встречается с украинской историей. Таким образом приходится делить единую историю на несколько частей. И самый главный вопрос: почему они разделились – остается за кадром. То же самое с казахской и узбекской историей. А уж между узбеками и таджиками в этой сфере вообще идет историческая война за преемственность по отношению к древнему населению региона.

ЛИТЕР-Неделя: Таким образом, вам пришлось разработать свой подход к проблеме?

С.А.: Выяснилось, что при узкоспециальном подходе в рамках существующих концепций на поставленные вопросы ответить нельзя. В советской науке, в частности, главенствовала теория общественно-экономических формаций, а в философском плане, с точки зрения исторического материализма, принцип первичности базиса по отношению к надстройке. То есть наука опиралась на естественно-географические факторы, такие как маршруты перекочевок или способ производства применительно к тем или иным формациям (рабовладельческой, феодальной и так далее). Получить приемлемый ответ на базе всего этого очень сложно.

В итоге пришлось поднять огромный массив информации. В результате была выдвинута гипотеза, что в историческом процессе многое зависит от перемен в общественной организации и все глобальные изменения связаны именно с этим. При этом одно вытекает из другого, все взаимосвязано, одно накопленное изменение приводит к другим.

Поэтому книга про казахские жузы начинается, как это ни парадоксально, с истории Древнего Китая. Именно тогда появилась та организационная модель централизованного бюрократического государства, которая в значительной степени существует до сих пор. Можно говорить, что сегодняшний Китай с его огромными возможностями был создан в V–III веках до нашей эры. Принципы его организации остаются практически неизменными на протяжении двух с половиной тысяч лет.

Никакие потрясения или внешние завоевания не могли нарушить эту организацию. Она все время восстанавливалась, потому что в ее основе находится эффективная китайская бюрократия, которая опирается в своем общении с обществом на морально-этическую систему конфуцианских ценностей. Любой завоеватель нуждается в китайской бюрократии, только она способна обеспечить эксплуатацию ресурсов огромного Китая.

И этот государственный механизм существует с III века до нашей эры, когда китайские царства были объединены в рамках единой империи Цинь. Это было результатом не только военных усилий циньских правителей, но и интеллектуального труда древнекитайских мыслителей. Им нужно было найти способ защиты от многочисленных племен, которые со всех сторон окружали Китай и угрожали идентичности его населения. И они в итоге создали централизованное государство со строгой регламентацией общественной жизни. Здесь были регулярные переписи населения, налоговая политика, таможня, почтовая служба, акцизы, бумажные деньги, соответственно инфляция и самое главное – бюрократия.

Но когда Китай объединился, по соседству с ним начинают формироваться крупные кочевые империи. Большие объединения кочевников были нужны для решения больших задач, например, борьбы с Китаем с целью принудить его к выплатам в свою пользу. Когда таких задач нет, кочевникам проще жить отдельными племенами.

ЛИТЕР-Неделя: Получается, одна империя стимулировала создание другой…

С.А.: Именно этот механизм создания кочевых империй в китайском приграничье, которые в свою очередь появились в ответ на объединение Китая, что стало ответом на угрозу со стороны племен, в том числе и кочевых, изменил весь ход истории. Если до этого момента всю территорию степной Евразии, включая западную Монголию, населяли ираноязычные племена, известные как саки, скифы, массагеты, то потом изменился вектор движения кочевых племен. На протяжении тысячи лет поток кочевых тюркоязычных племен с востока смел ираноязычные племена с этой территории. В результате изменилась этническая картина не только на всех степных пространствах от Монголии до Балкан, но и в значительной степени в Средней Азии, в Закавказье, Иране и на некоторых других территориях. Тюрки заменили иранцев.

В книге подробно рассматривается механизм взаимодействия китайской государственности и кочевых народов, населяющих территорию современной Монголии. Очень важный момент: Монголия отделена от Китая пустыней Гоби. Поэтому Китай никогда до XVIII века не имел возможности надежно контролировать ее территорию. Зато Монголия была уникальным местом для того, чтобы здесь базировались кочевые империи, которые вели борьбу с Китаем ради принуждения его к выплатам в свою пользу.

Начиная с хуннов, которые появились на политической сцене как раз в момент падения первой китайской империи Цинь через сяньби, жуанжуаней, тюрков, уйгуров, кыргызов, территория Монголии была чрезвычайно удобным местом для базирования кочевых империй.

Монголия опустела один раз в истории, когда кыргызы сначала разбили уйгуров и вынудили их бежать на запад, а затем сами ушли на север после того, как не смогли принудить империю Тан к денежным выплатам. Все это произошло на фоне джута и эпидемий, в результате Монголия опустела. Вместо прежнего тюркоязычного населения здесь постепенно появляются монголоязычные племена, среди которых и предки Чингисхана.

Монголоязычные племена Монголии не могли создать империю вследствие весьма эффективной политики контроля за ними, которую с X века осуществляли родственные им кидани, завоевавшие Северный Китай. Даже после того как киданей завоевали чжурчжени, они все равно продолжали на службе у последних контролировать своих северных родственников.

В этих условиях и появилось государство Чингисхана. Оно было уникальным в плане организации, поскольку не было похожим ни на одну кочевую империю, которые существовали до него, и ни на одно кочевое государство, которое существовало после него. Любое кочевое государство всегда строится на племенной основе. А монгольское государство было политическим проектом, в его основе не было племени монголов. Это был проект, нацеленный на то, чтобы объединить огромную массу населения и подчинить ее реализации целей строительства государства так, как это установил Чингисхан. Племенные границы были раз и навсегда разорваны. Поэтому, сформировав такую мощную систему, он смог не только добиться колоссальных военных побед, но и изменить принцип организации общества на всем этом огромном пространстве Евразии.

Это и создало условия, которые привели к формированию современной этнической ситуации. По большому счету в монгольскую эпоху (в политическом, а не в этническом смысле) вошли одни народы, а вышли из нее принципиально другие. И если мы говорим, что в монгольскую эпоху вошли тюркоязычные племена (кипчаки, канглы, огузы, халаджи и другие), то из нее вышли совсем другие племена. И они уже потом образуют новые объединения – казахов, в значительной степени узбеков, хазарейцев, крымских татар, ногайцев и т. д.

Но самый большой парадокс – изначально все кочевники Евразии стали солдатами империи Чингисхана, и их разделили не по принципу племенной солидарности, а случайным образом, как формируют армейские подразделения. Соответственно, они приобрели новую идентичность по названиям «тысяч». Отсюда такое количество монгольских названий среди исторических племен у казахов, крымских татар, хазарейцев, узбеков и многих других.

Безусловно, современные тюркоязычные народы имеют связь с теми племенами, которые жили в Евразии до Чингисхана, но при этом прямой организационной связи у них нет. Это разные народы.

То же самое получилось с русскими, украинцами, белорусами. Монгольское организационное влияние привело к тому, что достаточно аморфные по своей структуре древнерусские княжества получили в свое распоряжение государственную машину, включающую бюрократию, систему переписи, налогообложения, таможню, почтовую службу. Это было частью китайской государственной системы, которую монголы использовали в своих интересах. Ее фактически экспортировали на территорию русских княжеств, и местные князья использовали эту машину, для того чтобы установить власть над древнерусскими общинами, которые в то время были организованы по принципу родоплеменной демократии.

И если в домонгольский период в русском обществе мы видим вече как общинную структуру самоуправления, какую-то нишу занимала церковь, а с третьей стороны были князья, власть которых была ограничена необходимостью договариваться с общинами, то в послемонгольскую эпоху мы видим полностью доминирующую над обществом самодержавную деспотичную власть. По сути именно импорт элементов китайской системы организации централизованного государства и создал возможность формирования мощной Российской империи, вполне восточной по своей структуре организации. Во многом еще и поэтому монгольская эпоха выглядит уникальным моментом всей истории Евразии.

ЛИТЕР-Неделя: А что все-таки с происхождением жузов?

С.А.: Если говорить о жузах, то речь должна идти не о разделении, а об объединении. Обычно в казахской истории все говорят о разделении общества по тем или иным причинам на три части. Мне кажется, что это было объединение.

Конкретные политические условия XVII века привели к тому, что в тот исторический момент на территории современного Казахстана оказались выходцы из Казахского ханства, которое существовало с времен Жанибека и Кирея, выходцы из Моголистана, государства, существовавшего на территории Семиречья и Восточного Туркестана, и выходцы из Ногайской орды, которая располагалась на огромной территории от Урала до Северного Кавказа и Причерноморских степей. В начале XVII века Ногайская орда была окончательно разделена на две части после укрепления Московского государства на Волге. Одновременно восточные ногайцы потерпели поражение от племен ойратов, мы их сегодня знаем, как калмыков. В свою очередь моголы в Моголистане были разбиты другой частью ойратов, которые нам известны под именем джунгар. И моголы, и ногайцы оказались прижатыми к Казахскому ханству, а так как все три группы племен говорили на одном языке, исповедовали ислам суннитского толка и уважали монгольскую политическую традицию, то им необходимо было объединиться перед лицом общего врага.

Поэтому, скорее всего, объединение было осуществлено на основе монгольской традиции и нашло свое выражение в форме трех жузов. Наверное, было трудно просто забыть период в 200 лет, когда моголы, казахи и ногайцы воевали друг с другом на пространствах Евразии. Вполне возможно, что Старший жуз составили выходцы из Моголистана, средний – это прежнее Казахское ханство, Младший – Ногайская орда. Название «Младший» в данном контексте было использовано потому, что исторически племенами ногаев управляли представители семьи Едиге, которые не являлись чингизидами, и ее положение формально уступало остальным двум компонентам нового союза. Соответственно, название «Старший» было, скорее всего, связано с тем, что моголы происходили из улуса Чагатая. В то же время власть осталась у джучидов, которые распространили ее и на территорию Младшего жуза.

Со временем монгольская традиция забылась, после того как прекратилась власть чингизидов. Тем более что джунгар победили, и племенам стало проще выживать в одиночку и центральная власть ослабла. Тем не менее, несмотря на то, что монгольская традиция ушла, идентификация по жузам осталась и в итоге стала доминирующей.

ЛИТЕР-Неделя: А что насчет «степной демократии» – действительно ли существовала выборная традиция?

С.А.: Это легенда, по крайней мере, с XIII по XIX вв. Согласно монгольской традиции ханом мог быть только чингизид. Народ не мог выбирать хана, это уже позднейшая интерпретация. Выбирать хана могли только чингизиды. И когда они его выбирали, то символически поднимали на кошме. Даже когда влияние чингизидов стало уменьшаться, уважение к традиции оставалось неизменным. Подставных ханов ставили в государстве Тимура, у ойратов, в улусе Джучи в момент кризиса власти. Даже Иван Грозный имел подставного чингизида. Свой подставной чингизид был и в Ногайской орде. Но выборности, «степной демократии» как таковой не было, была племенная организация.

Вообще, Чингисхан – это действительно уникальное явление, поскольку власть одной семьи сохранялась так долго. В Казахстане чингизиды потеряли свое влияние после административных реформ, проведенных представителями российской администрации в 1867–1869 годах.

ЛИТЕР-Неделя: Что можно сказать о влиянии на современное общество структуры кочевников?

С.А.: Если говорить о нас, то, фактически Казахстан – это бывшее кочевое общество, которое когда-то было образовано по родоплеменному принципу. Главный вопрос, который сегодня стоит, – существуют ли пережитки этого родоплеменного деления в казахском обществе, является ли это культурной традицией или есть гипотетическая опасность того, что это будет когда-нибудь негативно влиять на жизнь государства. Вопрос сложный, поскольку в таких обществах, которые вышли из родоплеменной структуры, традиция имеет огромное значение. Однако никогда нельзя забывать, что пример соседней Киргизии переводит этот вопрос из теории в реальную практическую плоскость.

Главный урок истории недавнего времени заключается в том, что в восточных обществах, подобных нашему, в основе которых когда-то было родоплеменное деление, надо всегда сохранять единство государства, сильную централизованную вертикаль власти. Это единственный способ избежать разделения его на множество частей и восстановления старых форм существования общества. Потому что, например, либерализация ведет к политической конкуренции, а пример Киргизии, других подобных стран показывает, что конкуренция происходит на общинном уровне, что может угрожать единству государства. Если же это произойдет, как произошло в Афганистане, то потом собрать воедино будет очень сложно.

ЛИТЕР-Неделя: То есть вы видите в этом угрозу.

С.А.: Родоплеменные отношения – это в любом случае культурная традиция и пережиток прошлого. И если мы говорим, что для нас важно стабильное развитие единого современного государства, то, безусловно, это как раз то обстоятельство из прошлого, которое мы должны оставить в нашей исторической памяти.

Арсен САИДОВ, Алматы