Рахилям Машурова: Искусство не должно разделяться на «М» и «Ж»

В ее планах прочесть Шекспира в оригинале и, конечно, поставить его на сцене. В основе спектакля – его сонеты. Это будет музыкально-поэтический спектакль. Рахилям Абдрахмановна времени даром не теряет – учит английский, как когда-то выучила казахский язык. Много лет назад уйгурская девочка, окончившая с золотой медалью русскую школу, чтобы попасть в мастерскую великой Хадиши Букеевой, выучила казахский. В ее трудовой книжке всего одна запись: Казахский театр им. М. Ауэ-зова. Ее не могли не принять: талантливая, броская, характерная. Много лет она остается одной из востребованных актрис в казахском театре. Преподает в Казахской академии искусств им. Жургенова. Профессор. Кавалер ордена «Курмет». Наш разговор с Рахилям Машуровой о столь успешном профессиональном перевоплощении из артиста в режиссера…

Р.М.: Наверное, это сила судьбы. С удовольствием поступила на режиссерский факультет в Академию искусств в Бишкеке и, несмотря на свой возраст, училась и училась. Вообще-то образование – процесс вечный, синоним развития. Нельзя выучиться раз и навсегда. Кстати, если вы о дипломе и так далее, то я, не сравнивая себя ни с кем, все-таки напомню, что ни Брук, ни Уиллсон, ни Станиславский не имели режиссерского образования. Вы подумайте, сколько у нас выпускается дипломированных режиссеров, а при этом почти любой театр сегодня ищет сильного постановщика. Когда я ставила «Башмачки» на сцене уйгурского театра, мне, естественно, было интересно мнение коллег-режиссеров из других театров, профессионализм которых очевиден. Я за то, чтобы в нашем театральном мире существовал диалог между режиссурой разных поколений. В этом огромная нужда! Еще вам должна сказать, что профессия режиссера потрясающая при всех ее перегрузках. Ощущение такое, что прошел человек пять лет войны, командовал армией, и вдруг в какой-то момент все закончилось. Во время работы над спектаклем много адреналина вырабатывается. Ты принимаешь решения и вдруг в какой-то момент остаешься один на один со зрителем. И никого уже нет рядом. Вспоминаешь, что послушал чей-то совет, а этого делать не следовало, пошел на поводу, а зря, на что-то времени не хватило. Все это не прощается. На сцену все просачивается, все то, что происходило с тобой и людьми, которые были рядом.

ЛИТЕР-Неделя: Как вы считаете, на самом ли деле существует женское и мужское искусство?

Р.М.: Конечно, спектакль, который ставит женщина, более эмоционален. Но мне не нравится разделение на женское и мужское искусство, потому что ни одну область искусства не разделяют, как туалет: на мужской и женский. Тем не менее спектакли или кино, которые делают женщины-режиссеры, имеют особый вкус и колорит. Женщин-режиссеров сейчас много, есть и женщины-продюсеры. Нет, это не дань моде. Видимо, профессия эта открывает перед людьми особые возможности, ты попадаешь в замечательную среду, во всем этом есть настроение, к тому же женщины сейчас такие сильные. Но на самом деле совершенно не важно, мужчина перед тобой или женщина. Главное – чтобы это был человек с внутренней отдачей. Это как на войне: когда какой-то фланг ослабеет, случается непоправимое. А период работы над спектаклем, он очень тяжелый, перенасыщенный эмоциями и адреналином, ответственностью и в то же время сиюминутный, наполненный даже не разумом, а интуицией. И если человек чего-то недодает на чувственном уровне, это очень болезненно. Театр – искусство, с одной стороны, коллективное, с другой – индивидуальное. В постановке может быть занято много актеров, к примеру 70 человек, среди которых большинство – мужчины, но если режиссер – женщина, женская доминанта все равно пробивается. Режиссура – очень сильное индивидуальное творчество. Спектакль – это как рентгеновский снимок.

ЛИТЕР-Неделя: В спектакле вы заняли самых популярных артистов современного уйгурского театра. Трудно работать с известными?

Р.М.: Нет, хотя многие так думают. Есть расстановка сил и профессий на сцене. Я никогда не работаю по принципу: я – режиссер, актер – марионетка. Люблю актерские предложения, всегда их выслушиваю, потому что, когда актер входит в шкуру персонажа, он многое может подсказать, и этим нельзя не пользоваться. С талантливыми людьми работать легче, чем с бездарными. Но у меня как у режиссера нет и не может быть пиетета перед регалиями актера. Актер нужен здесь и сию минуту. Безусловно, ты имеешь в виду его опыт, который может быть в данный момент полезен, но он никак не может на тебя давить своим статусом. Иначе ты как режиссер погибнешь под заслугами актерского состава. 70 процентов успеха состоит в распределении ролей, поэтому очень долго веду предварительные переговоры с актерами. Они, как правило, знают, куда и на что идут.

ЛИТЕР-Неделя: Насколько вы были свободны в выборе актеров?

Р.М.: Уже, к счастью, есть возможность выбирать, не «обслуживать» артиста. Старалась работать с теми, с кем интересно.

ЛИТЕР-Неделя: В какой театр и на кого вы ходите как зритель?

Р.М.: Я хожу на все новые спектакли в уйгурский, в Лермонтовку, в оперный (это началось еще в детстве, помню, какое впечатление произвела на меня оперная постановка, а сегодня мне интересно наблюдать этот театр в развитии). Всегда смотрю работы своих коллег в родном театре им. М. Ауэзова – мощный, невероятный театр, близкий мне по темпераменту.

ЛИТЕР-Неделя: Сколько лет, по-вашему, герою нашего времени? Скажем, Асанали Ашимов – герой нашего времени?

Р.М.: Асанали Ашимов – часть сознания страны, а не только герой времени. А современный герой нашего времени, который должен появиться на театральной сцене, – тот, кто бросает вызов, противостоит насилию, он, увы, всегда одиночка. Не обязательно он должен быть молодым человеком. Главное – он стремится устоять против пошлости, насилия и невежества. Он патриотичный человек.

ЛИТЕР-Неделя: По поводу борьбы с пошлостью, на сцене актуальна ли, например, в настоящее время драматургия Чехова?

Р.М.: Если уж ссылаться на Чехова, то пошлость, наверное, не в зеленом поясе на розовом платье, пошлость в том, чтобы сообщить человеку, что он одет пошло. А про выбор материала... У меня здесь другой путь: есть какая-то тема, которая меня сегодня волнует, и я ищу ее у драматургов. А может, и не у них. Это может быть проза. Вообще-то, интересно совместное сочинение спектакля с актерами, а не только чтение когда-то написанных текстов. Постоянно хочется поставить спектакль без слов.

ЛИТЕР-Неделя: Рахилям Абдрахмановна, вы сторонница психологического театра, пластических решений или широкого использования сценических средств?

Р.М.: Я считаю, что театр – сколлекционированная труппа индивидуальностей, актеры в ней – не краски, не члены коллектива, а полноправные соавторы. И грех это не использовать. Но я – за любые изобразительные средства на сцене. Вряд ли когда-нибудь на сцене появится спектакль, где актер не так важен.

ЛИТЕР-Неделя: Одна из героинь вашего спектакля «Башмачки» говорит, что у нее наступил возраст мудрости. Так когда же он наступает, возраст мудрости?

Р.М.: Никогда! Лично для меня еще не наступил. Мне кажется, что сильно преувеличивают, когда говорят о человеке, что он совершенно меняется. По-моему, у меня остались те же недостатки, те же достоинства, что и были в молодости. Может быть, Аллах потому и дал мне возможность столько лет активно жить, что я не ставила перед собой никогда никаких задач, связанных с возрастом. Физически меняясь, психологически и нравственно я оставалась той же и никогда не задавалась вопросом, конец ли это или середина жизни. Я играла порой смешных женщин, характерные роли. Бог мне дал такого плана героинь. Я и сейчас играю тех же, что играла всегда. Вопрос не стоял. Я еще не в том возрасте, в котором хочется давать советы. Вот видите, я сама еще учусь!

Мира МУСТАФИНА, фото Сергея ХОДАНОВА, Алматы